Давным-давно
в старом тенистом саду под кроной
высокого дерева, на зеленом ковре,
напротив окон большого дома росла
Гортензия. Любила купаться в росе.
Тесноты не выносила, любила, чтобы её
издали было видно.
Красовалась
и гордилась своим пышным цветом. Уже в
мае покрывалась пенной роскошью цветов.
Густая крона её с обилием метёлок до
поздней осени смотрелась как огромный
букет.
При
заходе солнца, в его закатных лучах,
когда в воздухе неожиданно разливался
розовый свет, белый куст волшебно
розовел, а потом в прохладных сумерках
становился таинственно бледно – зелёным.
Запаха
от цветов не было, но витал в воздухе
неуловимый аромат её имени – Гор-тен-зия.
Гордилась Гортензия своим именем. Было
в нём что-то одновременно нежное и
величественное и, когда произносилось
протяжно Гор-тен-зия, звук уносился
далеко-далеко, как будто её звали куда-то.
Г
о р т е н з и я! Это звал её красавец Фикус,
росший на подоконнике большого окна.
Король среди фикусов, высокий и стройный
с блестящими большими листьями, но с
капризным характером, не переносившим,
в отличие от Гортензии, влагу, любил её.
Любовался ею с окна и возносился мечтами
о несбыточном, а когда было нестерпимо
тоскливо и больно, то звал её - Гор-тен-зия!
И это его зов разносил по саду налетающий
ветер и уносил далеко – далеко. Гор- т
е н-з и я! Он так мечтал быть рядом.
Но
всё лето она была далека и недоступна.
К концу лета её необычайной красоты
соцветия, белые с лёгкой розовинкой,
приобретали блекло-пурпурный оттенок,
который когда-то назывался «цветом
старой розы», потом и вовсе осыпались.
Наступала глубокая осень, и Гортензия
переселялась в дом «отдыхать». Они
оказывались рядом, и, казалось бы, мечты
сбываются. Даже такую, без цветов и почти
без листьев, фикус любил её по-прежнему.
Он
знал, что наступит весна, и Гортензия
снова зацветёт пышным цветом и станет
ещё прекрасней. А когда она снова будет
от него далеко, он будет тосковать и по
саду снова будет разноситься его зовущий
крик - Гор-тен-зия! А в воздухе снова
будет витать аромат её имени. Гор-тен-зия!